И все же небо становится ближе…
 |
Диакон Андрей Кураев
Недавно вышла в свет книга отца Андрея «О нашем поражении» с размышлениями автора об Антихристе и конце света. Эта книга, в которой отсутствуют «апокалиптическая» истерия и нагнетание страстей, вызвала большой интерес самой широкой читательской публики. Поэтому мы и решили обратиться к отцу Андрею с просьбой ответить на волнующие многих вопросы — что такое конец света, царство Антихриста, Апокалипсис? Диакон Андрей КУРАЕВ — профессор Московского Свято-Тихоновского Богословского института, старший научный сотрудник кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ. Кандидат философских наук, кандидат богословия. Автор многих книг и статей на религиозно-философские темы.
|
— Отец Андрей, обычно конец света связывают с приходом Антихриста. Кого только ни называли Антихристом — Петра I, Ленина, Сталина и даже Горбачева. А кто такой антихрист в церковном понимании, чего от него ждать?
— Во-первых, апостол Иоанн в своих посланиях (не в «Апокалипсисе») говорит, что антихристов много. В этом смысле антихрист с маленькой буквы — это любой человек, который находится в состоянии активной борьбы с Церковью.
Во-вторых, собственно Антихрист — это зеркальное отражение Христа. Вообще, для античной и средневековой культуры зеркало — очень странный предмет, в котором есть что-то такое неправильное. Не нужно забывать, что приставка «анти» в греческом языке означает не только «против», а еще и «вместо». Антихрист приходит ВМЕСТО Христа, т. е. подменяет собой Христа. И чтобы такая подмена могла произойти, он должен быть очень похож на Христа. Здесь есть некоторое такое зеркальное подобие: мы видим, что у Христа было три с половиной года земной проповеди, земного служения. Точно также Апокалипсис говорит, что три с половиной года будет длиться земное владычество Антихриста. У Христа были чудеса, несомненно, антихрист будет «творить чудеса». У Христа были свои ученики, была своя Церковь, конечно же, и у Антихриста нечто такое будет. Христос был универсально открыт, несомненно, Антихрист тоже будет универсально открыт, и тоже будет готов вобрать в себя и подчинить своей власти, своему «евангелию» все культурные, национальные и религиозные традиции, каждую из них перетолковав по-своему, конечно.
Подобий очень много. Но, как говорит Честертон, если человек, которого не интересует содержание, возьмет, скажем, две газеты, одна из которых называется «Атеист», а другая «Католик», то он найдет, что между ними есть много общего: у них одинаковые макеты, они напечатаны с помощью одной и той же технологии, в них одна и та же структура: информационные сообщения следуют за редакционными статьями, а в конце идут странички критики и фельетонов. С точки зрения структурализма все очень, похоже, но было бы большой ошибкой сделать вывод, что атеизм и католичество — это одно и тоже. Так же и в нашем вопросе — внешние стороны будут похожи. Разница же в намерениях. Ради чего Христос отказывается от земной власти? Ради чего Антихрист ее берет? Намерения окажутся противоположными.
— Значит, Антихрист — это будет конкретный человек, обладающий, к тому же, еще и огромной мирской властью?
— Да. Я полагаю, что Антихриста можно описать с помощью отрицательного богословия. Мы знаем, что было с Христом, и от этого можно заключить, что произойдет с Антихристом. Вот мы видим три искушения Христа, великолепное толкование которых дал Ф. М. Достоевский в «Легенде о Великом Инквизиторе» — искушение хлебом, искушение властью, искушение чудом. Вот эти три искушения, которые отверг Христос, их, очевидно, Антихрист и примет. Он примет власть над человеческими душами через чудеса, власть над человеческими отношениями через принятие рычагов земного управления, власть над телами через контролирование механизмов распределения земных благ. Кстати сказать, это последнее — преувеличенный интерес к сфере распределения — и позволяло Ф. Достоевскому подозревать Антихриста в идеалах социализма.
— Означают ли Ваши слова то, что царство Антихриста будет представлять собой некую глобальную надгосударственную структуру, нечто вроде мирового правительства?
— Поскольку Антихрист придет, чтобы прельстить «аще возможно и избранных», это означает, что предметом его специального интереса будет контроль над жизнью тех, кто ему опасен, т. е. контроль над жизнью ХРИСТИАН. Поэтому глобальность Царства Антихриста вполне может не распространяться на Китай. Нет нужды, чтобы Царство Антихриста было планетарным в самом буквальном смысле, т. е. чтобы оно включало в себя племена, которые живут архаичной жизнью третьего тысячелетия до н. э. Царство Антихриста должно быть экуменичным в изначальном смысле слова «ойкумена»: «обитаемая вселенная», вселенная, населенная письменными народами, находящимися между собой в контакте. В этом смысле да, она должна быть планетарной, т. е. там, где есть христиане, там, где присутствие их значимо, там должна быть установлена власть Антихриста.
Для того чтобы Царство антихриста могло вполне достичь своих целей, необходимо будет провести маргинализацию христианства с последующим его выпариванием, уничтожением. А для этого нет нужды рычаги своей земной власти в буквальном смысле распространять на все территории Земли.
Но значит ли это все-таки, что нехристианские народы изначально обречены?
Это та ситуация, в которой неизвестно, «да» или «нет». То есть можно провести аргументы в пользу «да» и в пользу «нет».
Пусть даже вопрос поставим так: спасутся ли нехристиане? Думаю, что вопрос этот может быть открыт до тех пор, пока убеждения нехристианина не вошли в сознательное, прямое противление Евангелию. Скажем, буддизм в Тибете — это собственная религиозная традиция. Но буддизм в России, например, в Москве — это секта. Потому что здесь неизбежен пафос противостояния христианству.
— Вы упомянули чудеса, но ведь большинство современных рационалистов вообще считают, что все это «бабушкины сказки»…
— Честно говоря, я уже давно забыл, как выглядят «современные рационалисты». Мне встречаются современные антихристиане, современные светски мыслящие люди, но рационализмом там, как правило, почти не пахнет. Это, видно хотя бы из того, что с тем же пафосом, с которым эти, якобы рационалисты, будут придираться к каждой запятой в библейских текстах, с тем же самым пафосом, только поменяв знак его, они будут принимать самые странные сказания о чудесах, которые происходят за рамками Церкви. Скажем, оккультизм, экстрасенсорика и прочее. Поэтому, увы, простым рационализмом в наше время люди совершенно не страдают. Наоборот, я сожалею, что из современного обихода ушло такое замечательное словечко, которое присутствовало в университетской и академической среде прошлого десятилетия. Когда какой-нибудь студент, диссертант или просто преподаватель выдвигал некий тезис, то его старший коллега (профессор или научный руководитель) грозно простирал перст вперед и суровым голосом говорил: «Обоснуйте!». Так что мне искренно жаль, что это слово сегодня исчезло из нашей жизни. Я как раз убежден, что современному мышлению не хватает рационализма.
— И это, в конечном итоге, служит на руку грядущему Антихристу?
— Конечно. Власть над душами, т. е. собственно власть религиозная, это будет, естественно, власть синкретическая, которая попытается создать некий суррогат реальных исторических религий через их замену «пустышками». Некоторые внешние формы останутся, но придет совершенно другое содержание. Вообще, если человек ищет общий знаменатель разных философских систем, то в результате получит ноль. Попробуйте взять, например, греческую античную философию и найти в ней хотя бы одну идею, с которой соглашались бы все греческие философы. Так вот, гарантирую Вам, что такой идеи просто нет. То же самое и в индийской философии. Только издалека кажется, что индийская философия есть нечто целостное. Ничего подобного. Это тоже двухтысячелетняя история споров, свар, бесконечных дисскусий, своей схоластики, бесконечное дробление и т. д. Поэтому если мы еще и все вместе объединим, добавим европейскую философию, христианскую философию, китайскую и попробуем выжать оттуда нечто общее — у нас ничего путного не получится! То же самое можно сказать и о религиях: из них нельзя вывести общий знаменатель. Он будет пустой, совершенно неинтересный, искусственный. Но вот если у кого-то есть стремление к тому, чтобы под благовидным поводом ИЗБАВИТЬСЯ от религий, тогда, это, может, сработать, потому, что, каждый, человек, ощущает, что, религия несет в себе еще и какую-то угрозу для него, что это императив, требование обновления жизни, требование служения. Далеко не каждому этого хочется. Но сказать об этом честно и прямо — тоже не все могут.
У Иосифа Бродского есть замечательная строчка: «Неверье — слепота, но чаще свинство». Я могу с этим совершенно согласиться. В моей жизни лишь раз один юноша честно признался в причине своего удаления от Церкви. Когда мы с ним на интеллектуальном уровне все более-менее выяснили, он заявил: «Нет, я все равно креститься не буду, так как мне тогда придется с женщинами расстаться, поэтому не хочу» (надо заметить, что затем, уже окончив институт, он женился и пришел-таки в Церковь). А в основном люди думают, что в Церковь не пускает именно голова, а совсем не другое место. И поэтому считают, что лучше некую вошь в голове, завести, которая объясняла бы мне, почему я в Церковь не иду, почему с Евангелием не соглашаюсь. И здесь натаскивают такой мусор в голову: «Я бы пошел, принял бы вашего Бога, да вошь сказала, что нельзя».
Поэтому хоть Христос и говорил «Придите ко мне, труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас», на самом-то деле Он исполнял совершенно другую социальную, психологическую, психотерапевтическую работу — Он будоражил, Он взрывал. Взрывал мещанский мирок, покой души, фарисейской самодостаточности. С этой точки зрения вполне справедливо во Христе видеть бунтаря. А реакция мира на бунтарей во все века одинакова. Не забудем еще, что христианство названо «солью» земли, что, земля явно нездорова. Так что нетрудно представить реакцию раненого организма на соль, которой посыпается его рана. Реакция отторжения, проявляемая миром в ответ на христианство, поэтому вполне понятна. Мир еще попробует от нас избавиться.
— И все же обычно христианство воспринимается как религия любви. И тут вдруг Апокалипсис. Откровение Иоанна Богослова со своими страшными картинами. Произошло даже некое изменение смысла самого слова. Ведь слово «апокалипсис» означает всего лишь «откровение», то есть оно, в принципе, не несет еще никаких страшных картин само по себе, тогда как воспринимается отнюдь не нейтрально… Не говоря уже о прилагательном «апокалиптический», за которым стоит уже нечто совсем страшное, говорящее об ужасном конце света. Карающий меч последних времен…
— Может быть, это и меч. Хотя я вижу здесь совершенно другое сравнение: таран. Таран, который пробивает крепостные ворота. Дело здесь вот в чем: врата ада, как известно, заперты изнутри. Не Бог нас запирает в некий концлагерь вечных мук, вечного полубытия, а мы сами запираемся от Него изнутри. Причем, запираемся по-разному. Есть запоры, которые срабатывают совершенно понятно: когда я сам хочу, то подхожу к двери и ее запираю. А бывает так, что двери защелкиваются просто от сквозняка человек, может, и не прочь, был, чтобы эта дверь защелкнулась… В обществе, в человеческой душе гуляют такие сквозняки, которые захлопывают те двери, через которые мы могли бы выйти к Богу. Особенно в последние столетия общественная жизнь людей строится так, что быть христианином все сложнее… Вот какие-то такие защелки, которые почти что стихийно возникают в обществе, иногда существуют даже невидимо. Поскольку мы их не видим, то и не ощущаем, насколько они нас блокируют. А так как мы не ощущаем, что они нас блокируют, то и не чувствуем, что они лишили нас свободы. Соответственно, у нас не рождается бунт против них… Точнее, бунт иногда может рождаться, но он, как правило, выливается в совершенно идиотские формы типа наркотиков, самоубийств и т. д. Люди не понимают, против чего надо бунтовать.
Так мы понемногу привыкаем к нашей темнице, и когда окончательно привыкнем, когда совсем наш мирок окажется изолированным и замкнутым, вот тогда извне и раздастся этот стук тарана. Но не изнутри. Ведь изнутри все уже будет выжжено, нечем будет дышать. Поэтому к нам, в наш затонувший мирок спасательной команде нужно будет пробиваться извне, чтобы все-таки дать нам возможность дышать. Надо будет наши двери, наши иллюминаторы пробивать изнутри тараном, чтобы к нам все- таки можно было прорваться и дать нам возможность глотнуть свежим воздухом. Самое печальное здесь то, что эта спасательная операция, которую совершит Христос в конце истории, может быть успешна только отчасти, потому что Христос в силах сломать те запоры, которые возникли, как бы непроизвольно, по принципу «так получилось». Но Он никогда не будет взламывать дверь той души, которая сознательно не хотела Его принимать. В этом смысле нередко говорят, что Христос — джентльмен: Он никогда не войдет без стука и без согласия хозяина. Но очень у многих людей вера украдена без их согласия. Апостол Павел говорил, что «дурные сообщества развращают добрые нравы». И такого рода запоры Господь силою может сокрушать. Но запоры, подчеркну — социально-исторические, навязанные людям, а не свободно выбранные ими. Если же они избраны самим человеком и выстроены им самим внутри себя-то здесь Христос отказывается от своего всемогущества и избирает путь бессилия. Бессилия перед тем адом, в который люди сами загоняют себя…
Так что люди отчасти произвольно, отчасти непроизвольно создадут такое общество, в котором они потеряют главную свободу — свободу быть с Богом, и тогда Бог прорвется сам. Но если при этом обнаружится, что кто-то сознательно хочет быть сиротой, то он таким и останется. Именно в этом смысле спасательная миссия Христа не может быть доведена до конца, до всеобщего, абсолютного, тотального успеха. Просто потому, что мало бросать спасательные круги утопающему; нужно, чтобы утопающий хотел за него зацепиться. А если он самоубийца, то, сколько ни бросай — все будет бесполезно.
— Отец Андрей, для современного человека образы Апокалипсиса — страшные всадники, трубящие ангелы — никак не соотносятся с его реальной жизнью. В чем тут причина: в глубоком скрытом символизме апокалиптических образов или в чем-то другом?
— Я думаю, что нам еще немножко надо подождать. Тогда Апокалипсис, как и вся Библия вновь станет понятнее. Дело в том, что Библия есть книга Церкви. Православная Церковь — это христианство периода поздней античности. Православие сформировалось в основных своих принципах церковной жизни в эпоху, когда христиане жили в языческом мире. Поэтому оно достаточно хорошо приспособлено к жизни в меньшинстве и в языческом окружении. А затем христиан стало большинство, и Церковь замерла в той цитадели, которую она себе создавала во времена торжества язычества. И очень многое стало не понятно в прошедшие за тем века более или менее внешнего благополучия…
Знаете, Православие можно сравнить с черепашкой: если посмотреть на это животное, то сразу хочется спросить: «За что ж тебя Бог так разделал?!» Но такой вопрос возникает только, если черепашка живет в школьном живом уголке. А если на нее посмотреть в естественной среде обитания, то будет понятно: если у черепашки такой толстый панцирь, значит у кого-то слишком острые зубки. Так вот, любому человеку, прикасающемуся к христианству, становится, заметен парадокс: христианство — это религия любви, и при этом это единственная догматическая религия мира. Подчеркиваю: не «одна», а просто ЕДИНСТВЕННАЯ догматическая религия мира. А дело здесь в том, что поскольку христианская весть о любви была вестью свободы, ее слишком легко было изнасиловать, слишком легко было перетолковать в языческих стереотипах. И надо было защищаться от этих ложных толкований. Вообще, любой текст существует только в интерпретации: каждый читающий понимает и толкует текст по-своему. Поэтому Евангелие естественно нуждалось в защите Преданием, чтобы вольные, ложные интерпретации были отторгнуты и чтобы апостольское понимание Христовых слов — т. е понимание их теми людьми, которые были с Христом и которых Он сам учил — не погасло в веках. С этой целью и возникают догматы, которые не столько утверждают нечто о Боге, сколько отстраняют слишком поспешные, слишком однолинейные концепции.
Так вот Православие как догматическая система сформировалась в первые века христианской эры, и затем оно в этой скорлупке, в этом панцире так и жило. И дожило до нашего времени. И тут вдруг оказалось, что все это очень актуально, потому что вновь начинается эра язычества, нового язычества, то, что называют «Эрой Водолея». Когда мир предпочитает считать года не от Рождества Христова, а по принципу «год голубой свиньи» или «красного быка», и поздравления с Новым Годом трансформируются в поздравления «с новым гадом». Вот в это время Православие оказывается очень своевременным. Более того, то, за что больше всего презирали и ненавидели православных сто лет назад, сегодня оказывается нужнее всего людям. Ведь за что презирали: «У вас сплошные обряды, вы не проповедуете Евангелие». А сегодня оказывается, что мало Евангелие проповедовать, оказывается самое важное — дать ту самую «энергийную», если хотите, защиту, те самые обряды и церковные Таинства. Сегодня, когда нас на каждом шагу окружают колдуньи, шаманы и так далее, оказывается, что благодатный покров Таинств Церкви — это не просто идиома. Оказалось, что призыв к Христу после Таинства Причастия — «пройди во уды моя, во вся составы, во утробу, в сердце», т. е. наполни Собой все части моего организма и моей души — это не просто метафора, а УСЛОВИЕ ВЫЖИВАНИЯ человека в мире, в котором вся геенна и прах вышли из-под земли.
Ну что ж, это означает, что протестантизм оказывается теперь христианством ушедшей эпохи. Протестантизм — это старообрядчество в истории христианства, очень устаревший тип благочестия, очень устаревший тип понимания Евангелия и жизни по Евангелию. А Православие в силу своей неповоротливости оказалось в очень удобной позиции в ту эпоху, в которую вернулось история.
И в этом смысле становится понятным, почему Апокалипсис рисует нам картину очень похожую на эпоху ранней христианской Церкви, где христиан опять немного и их опять гонят, а вокруг торжествует зверь язычества. И Православие, в силу своей неповоротливости, оказывается в очень выгодной позиции в ту языческую эпоху, в которую возвращается история.
Поэтому я думаю, что Апокалипсис скоро нам станет понятным. Тогда станут понятными эти пугающие символы духовной войны добра и зла. Оказывается, что не только ласковым словом бороться надо. И дополнением слову проповеди является не меч инквизитора или крестоносца, а вот именно то самое благодатное «оружие» в руках Христа, в руках Его Церкви. Слово Божие действительно оказывается подобно мечу обоюдоострому. Молитва осмысляется как оружие. И тогда все эти апокалиптические всадники станут несколько понятнее.
Ведь за современным нагромождением оккультных практик стоит некая реальность. Можно вспомнить библейскую книгу «Исход», которая описывает состязание Моисея и египетских жрецов… не на уровне философском, не на уровне проповеди, а просто реальные силы стояли за одной стороной и за другой… Мы сегодня оказываемся в очень похожем состоянии. Один из моих друзей еще даже в середине 80-х годов занимался восточными единоборствами и соответственно оккультизмом, а затем, все-таки разобравшись, что к чему, ушел в Православие, и он мне рассказывал: «Знаешь, а в Москве есть специальная служба безопасности у этих оккультных секточек, которые ведут контроль и борьбу с теми, кто пробует от них уйти». Я боюсь, что буду говорить сейчас словами лазаревской диагностики Кармы, не приведи Господь, но все же за этим стоит некая реальность.
— Вы считаете, что апокалиптические образы станут более понятными, так как превратяться в реальные жизненные картины?
— Совершенно верно. То же самое могу сказать и о числе зверя — трех шестерках…
— Я вот в этой связи хотел бы более конкретный вопрос задать. Дело в том, что страницы многих журналов и газет, включая, православные, обошли рассказы о страшном компьютере «Зверь», который находится где-то в Брюсселе; утверждения, что штрих-код западных товаров содержит число зверя, и, наконец, что на руку и на чело скоро- скоро будут ставить какие-то знаки… Или даже уже ставят где то, в Чечне, например… Насколько оправдано, такое подчеркнуто, внешнее восприятие апокалиптической символики?
— На этот вопрос у меня нет однозначного ответа С одной стороны, по словам Апостола Павла, «идол в мире есть ничто». И поэтому для христианина: «если Бог с нами — кто против нас?» Эти внешние идоложертвенные и оккультные знаки над ним не будут иметь власти. Но с другой стороны, Православие — это религия с очень целостным видением человека. Здесь душа от тела неотделима, внутреннее неотделимо от внешнего. Поэтому вся христианская традиция, особенно раннехристианская полна предупреждениями — «бойтесь, бойтесь даже во внешнем грешить».
Скажем, языческие следователи, чиновники предлагали христианам — сердцем, пожалуйста, верь во Христа, но просто сделай такой чисто формальный жест, жертвоприношение перед статуей языческого бога, официального бога империи. Христиане отказывались этот жест делать, предпочитая идти на смерть. Поэтому, слухи о духовности христианства сильно преувеличены: христианство ценит культ и культивирует даже этикет внешних жестов. Мы знаем, что, и одежда человека может сказаться на его настроении, на его манерах. Пост — вроде просто диета, вроде бы всего лишь кулинария — оказывается, тоже может быть связан с искренностью, сердечностью покаяния, то есть с самым внутренним духовным делом. Поэтому не исключено, что некоторое зеркальное «чудо» произойдет и здесь. Как во Христе мы видим, что слово стало плотью и Добро воплотилось в материю земли, точно также можно сказать, что некоторое зеркальное чудо произойдет и здесь, и Зло сможет отравить собою, по крайней мере, какие-то части материального мира и через вполне материальное воздействие в душу, желающую духовной экзотики, проникнет нечто стороннее, чужое.
И все же, мне думается, не надо так дешево ценить свою душу. Почему, откуда такое предположение, что если человеку какую-нибудь печать поставили в паспорте или даже на руке, то этот значок у человека свободу отнимет? Разве может что-то такое отнять у меня Христа? Просто надо помнить, что НИЧТО не может нас отлучить от жизни во Христе Иисусе, ни будущее, ни грядущее, ни начала, ни власти, ни ангелы, никто не может отлучить. Но неужели какая-то печатка будет сильнее, чем Любовь Божия, сильнее, чем все те инстанции, которые перечислялись Апостолом Павлом?
Ну, а что касается числа 666, то я не вижу в нем мистики. Просто потому, что это число приводится в книге, которая называется «Апокалипсис», т. е. откровение. Вообще, задача пророков всегда была открывать волю Божью, возвещать ее, а не прятать и скрывать. Это число дается нам для того, чтобы мы узнали антихриста, а не для того, чтобы помочь ему спрятаться. А что касается штрих-кодов, то я не стал бы придавать им столько значения, тем более что здесь много искусственных толкований на эту тему…
Я не знаю, когда раскроется перед нами смысл трех шестерок. Но я совершенно убежден, что когда произойдет это совпадение, когда настанет прийти время Антихриста, у тех, кто еще любит Библию, кто еще верит в нее и признает ее, по крайней мере, у этих христиан, я думаю, что возникнет узнавание, озарение. А что касается штрихов и кодов, то честное слово, не стал бы я придавать им столько значения, тем более что здесь столько искусственных толкований на эту тему. Вообще надо заметить, что в мире существует просто интернационал алармистских сект, и идеи насчет компьютера-зверя, штрих-кодов сначала возникают в какой-нибудь харизматической секточке, оттуда заимствуются адвентистами, от адвентистов они переходят к православным раскольникам в Греции и уже оттуда поступают к нашим кружкам, ориентирующимся на крайний фундаментализм и выискивание Антихриста под подушкой. И черпается эта алармистская информация не из канонического предания, не из опыта самой церкви, а большей частью из сектанских брошюрочек и листовок. И хотя бы, поэтому не стоит ею злоупотреблять.
Возвращаясь к вопросу о печати на руку и чело, замечу, что для православной традиции характерно аллегорическое, духовное понимание этого места Апокалипсиса. В Библии традиционно десница, рука — это обозначение деятельности (например, «десница Божия»), то есть то, что направлено вовне, экстравертность. Тогда как чело, это, напротив, сокровенность, интравертность человека, образ его мыслей. Поэтому Августин говорит, что антихристово начертание будет налагаться «на челе ради исповедания, на руке ради дел».
Упоминание чела и десницы я бы соотнес с ветхозаветной фразой, согласно которой «Человек смотрит на лица, Бог взирает на сердца»: лицо — это социальная роль человека, его деятельность. Это то, что выражается латинским словами «persona», в Греции это выражалось «prosopon», т. е. нечто обращенное во вне. Следуя формуле, предложенной еще Боэцием, «persona est relatio», и в античном понимании, и в католическом, и в марксистском, личность есть мое отношение к другим людям.
Так вот, Антихрист ставит две печати, что означает, что он берет контроль над образом деятельности человека, над образом его сокровенных мыслей и над образом его открытой социальной деятельности.
Антихрист как земной правитель берет на себя контроль над тканью социальных отношений. А через систему массовой информации и систему образования он контролирует идеологию и тем самым влияет на убеждения людей. Так что я думаю, что речь идет, прежде всего, о том, что массовый человек, человек «толпы» последних времен будет воспитан и сформирован так, что для Христа в его жизни просто не будет места. Это будет ему не интересно, потому что, во-первых, само общество не будет ставить вопросы о Христе, а во-вторых, оно будет предлагать слишком поспешные ответы на них. Христос будет объявлен великим целителем древности, «Кашпировским» первого века, или же Он будет превращен в одного из инопланетян, или же объявлен одним из восточных махатм.
Так скажут оккультисты. А псевдо-христиане говорят так: «Христос уплатил за вас долг, поблагодарите Его за это, и больше ничего не надо». Представьте, Вы узнаете о том, что Вам Ваш отец завещал чудовишный долг. А Вы уже взрослый человек, Вам сорок пять лет, и вдруг в Вашу жизнь вторгается жуткая расписка от кредиторов, которые готовы сделать Вас нищим… Вы в отчаянии. Но вдруг Вы узнаете, что сам кредитор, показав расписку, взял и вдруг разорвал ее. Вы радуетесь, но ваша жизнь продолжается по-прежнему. Протестантизм и отчасти католичество предложили именно такую, примитивную концепция грехопадения и искупления, так называемую юридическую концепцию, которую Лев Толстой совершенно справедливо высмеивал и говорил: «Не понимаю я этого христианства, в котором оказывается, что Адам согрешил за меня, и я за это должен нести наказания, а Христос опять же за меня уплатил мой долг, и за это я объявляюсь святым». Толстой спрашивал: «Простите, а на мою долю, что остается в таком случае?» Так вот, такого рода примитивные христианские трактовки также заслоняют от человека реального Христа. Человек награждается почетным званием христианина, но не становится на путь рнального преображения своей жизни в энергии Христа.
Мне кажется, что об этом тоже есть утверждение в Апокалипсисе — в человеческом обществе созреет такая система межчеловеческих отношений, такая идеологическая система, в которой трудно будет расслышать вопрос о Христе, а еще труднее будет, расслышав, дать на mecn правильный ответ… В этом смысле небо становится все дальше.
— А как все же быть со страшным компьютером «Зверь», да и вообще с компьютерным миром, сейчас вот еще и «адский» интернет добавился?
— Вы знаете, в литературе, описывающей все эти «ужасы», очень много довольно смешных поворотов. Особенно с большим умилением я всегда читаю статьи, в которых компьютер разоблачается как детище дьявола. Особенно приятно читать такого рода статью в газете, которая на компьютере была набрана, в брошюрке, которая тоже на компьютере была сделана. Это будит здоровое чувство юмора.
А если серьезно, то ведь все дело, как я уже говорил, в намерениях, в том, КАК все это использовать, в том числе и компьютеры…
— И все же, как должен вести себя человек, который искренне не хочет поддаться прельщению антихриста?
— Любая защита должна строиться по принципу: «сей дух изгоняется постом и молитвой». Пост — это негативная программа, воздержание от чего то, в том числе воздержание от употребления информационных макдональдсов, штампов. А молитва — это уже создание, насыщение, творчество.
Пост же должен, во-первых, состоять в уклонении от любых практик, которые связаны с вторжением в человеческую душу. Прежде всего, речь здесь идет о медицинских практиках, т. е. никаких зомбирований, кодирований и т. д. Химиотерапия — да, хирургия — да, т. е. работа с телом там, где Вы не допускаете в свое подсознание кого-то, чье-то другое сознание. Лечитесь так, чтобы не раскрывать свою душу на распашку, чтобы туда не влетало и залезало невесть что, нечто, Вам не известное. Во-вторых, избегание всевозможных медитативных техник, мантр, mind control. Бойтесь того, что лишает Вас контроля над своим сознанием. Бойтесь погружения в мир бессознательного, в мир оккультно-космических безличностных энергий. Критерий таков: не расскрывать свою душу нараспашку.
И, кроме того, конечно же, — и я думаю, что это сегодня понимает любой серьезный человек — надо иметь большую дистанцию от средств массовой информации, наблюдать за собою, не превращаюсь ли я, мои убеждения, мой мир, мой язык, просто-напросто в слепок, который сотворил телевизор… Не так давно на одной из моих лекций для преподавателей московских вузов (это были преподаватели гуманитарных дисциплин — культурологи, философы) слушательница задала мне вопрос: «Скажите, почему так бывает, что с одним священником хочется поговорить, а другой не вызывает какого-то доверия?». И не успел я рта раскрыть, как ее соседка подсказывает: «Но это же энергетика! Понимаешь, у одного энергетика хорошая, у другого плохая». И аудитория дружно поддержала этот тезис. Мне просто плохо стало. Что ж, можно лишь констатировать, что действительно, сильно опошлилась наша интеллигенция, если она только на этом нечеловеческом жаргоне карм, аур, эгрегоров и энергетик в состоянии описывать сложнейший мир человеческих отношений. Это просто катастрофа: сегодня в России (и вообще во всем западном мире) происходит смена языка: уходит язык традиционной христианско-средиземноморской культуры, и ему на смену идет жаргон, псевдо-восточно-оккультный: «карма», «чакра», «астрал» и т. д. И в этом смысле за своими словами тоже надо следить, за своим языком, чтобы не начать осмыслять себя в нечеловеческих терминах… Люди не понимают, что говорят. При знакомстве можно услышать: «Знаешь, я скорпион. А ты кто?» — «А я крыса. Очень приятно».
При этом не надо забывать, что Православие это есть ВОСТОЧНОЕ христианство. И поэтому не нужно, испытывая отторжение от атеизма, так сразу, резко бросаться на Дальний Восток, потому что здесь у нас, можно сказать, под ногами, а также и над головами, есть такой мир, такое глубокое понимание человека, в котором, честное слово, есть все эти глубины, которые радуют нашу душу, когда мы знакомимся с миром восточной мудрости, но есть и нечто такое, что Восток тысячелетиями мечтал услышать, но что услышали впервые только на берегах Иордана…
— Отец Андрей, мы с Вами говорили о литературе, в которой довольно примитивно излагается понимание Апокалипсиса и событий, связанных с концом света. А могли бы Вы назвать какие-нибудь книги, которые, по Вашему мнению, стоит прочесть?
— Что касается Апокалипсиса, то здесь нужно помнить, что это единственная книга, которая не читается за богослужением в православных храмах, что, по-видимому, означает, что нет, безусловно, авторизованных толкований. Но мне кажется, что при вхождении в эту тематику будет, полезно ознакомится, со сказками Льюиса — «Последняя битва» из его цикла «Хроники Нарнии» и «Расторжение брака». Затем — роман Честертона «Шар и крест», плюс антиутопическая классика (Оруэлл, Замятин…) На следующем этапе это могли бы быть «Три разговора» Владимира Соловьева, с включенной туда повестью об антихристе. А затем из современной литературы, уже собственно из православной, я бы посоветовал книгу отца Серафима (Роуза) «Православие и религия будущего» и труды Льва Тихомирова.
— Отец Андрей, и все-таки ужасно тягостно думать о конце света…
— А почему Вас так пугает это понятие конца? Ведь конец — thelos — по-гречески «цель» — имеет смысл не только окончания, но это еще и некая завершенность, исполненность, целедостижение. Поэтому если получается, что у истории есть конец, то значит, у нее есть и СМЫСЛ. Вот если бы у нее не существовало конца, она воспринималась бы, по словам Достоевского, как «дьяволов водевиль»: такое бесконечное стремление, которое никуда не ведет, потому что ему некуда вести. Тем, что христианство утверждает конец истории, оно СПАСАЕТ идею истории, утверждая наличие в ней смысла. Поэтому, когда мы говорим о конце света, мы предполагаем позитивность истории. Это не нигилизм исторический…
Конечно, я прекрасно понимаю, что в христианской философии истории, как и вообще в христианском понимании человека есть очень много белых мест, и даже каких-то противоречий и неясностей… В частности, в христианстве так до конца и не понятно, все-таки в истории имеет место прогресс или регресс. Христианин имеет право думать и так, и эдак. Но при этом о христианстве можно сказать то же самое, что когда-то Черчилль сказал о демократии: «Демократия — ужасная вещь, но все остальное — хуже». Христианство с точки зрения философии — это система мысли, может быть, далеко не всегда прямолинейная, не достаточно логическая, может быть, не достаточно убедительная, но все остальное хуже, все остальное — бесчеловечнее.
— Да, но в своей книге об антихристе Вы пишете: «Христианство убеждено в своем историческом поражении». Что же нам остается говорить сомневающимся, с чем идти к читателям?
— С вопросом: «А что хочет выиграть человек?» Что он боится проиграть, а что он мечтал бы выиграть. Если человек ставит своей целью выиграть земную власть, земные удовольствия и развлечения, то, конечно, связавшись с православной Церковью, он проиграет все. Но если человек хочет выиграть свою душу, тогда это с нами: по слову Евангелия: горе человеку, если он весь мир приобретет, а душе своей повредит.
А защитить душу, можно лишь вполне насытив ее, Вечностью, полнотой Бытия, полнотой Смысла, полнотой Радости. И возможно все это — я глубоко убежден — только в Православии. Я не хотел бы, чтобы это прозвучало как реклама. Да, любой православный человек скажет вслед за Владимиром Высоцким: «Нет, и в церкви все не так, все не так». Очень тяжело, очень больно быть православным. И когда мы зовем в православие, мы предупреждаем, что зовем мы не на бесконечный банкет жизни, не на пикник на обочине цивилизации. Мы зовем на бой. И в этом бою все будет больно и трудно: и твой собственный конь будет бунтовать, и удары ты будешь пропускать. Но самое печальное, что в этом бою некоторые стрелы летят из-за спины, и там, где ты ожидал бы найти поддержку, ты обнаружишь пустоту… Здесь много всякой боли. Но ситуация вполне определенна: с Христом душе было невмоготу, но без Него совсем тошно.
— То есть небо становится дальше, но к нему все равно нужно стремиться?
— Конечно. Или, знаете, даже не совсем так. Небо-то всегда становится ближе, потому что у неба одно желание — излиться на Землю дождем. Но люди постоянно раскрывают свои зонтики и этими зонтиками колют небо. Поэтому что ж на небо жаловаться? Сложи свой зонтик-то!
Интервью с В. Легойдой для журнала «Фома» (№ 1 (4), 1997)
Источник: Форум Андрея Кураева
Добавить комментарий